Непосредственность, почти детская, отличала Константина Эдуардовича Циолковского от других, остальных.
Из-за глухоты рано оказавшийся наедине с собой, со своими мыслями, он мерил жизнь и мир собственной меркой,
иначе определял границы между реальным и воображаемым. И стирал их. Как идеального мечтателя,
больше других стихий его занимал воздух — и полет. Из этой страсти родились чертежи дирижаблей, проекты космических кораблей для пребывания за пределами Земли, в конце концов катание на парусном кресле собственной конструкции и на коньках («с зонтом!») по окскому льду. Связанные с этим фантазии и расчеты, пожалуй, и принесли их автору славу. Однако не меньшего внимания заслуживает