Маргиналы и расследование: интервью с Дмитрием Быковым

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ БЫКОВ ДМИТРИЙ ЛЬВОВИЧ, ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА БЫКОВ ДМИТРИЙ ЛЬВОВИЧ

В «Редакции Елены Шубиной» вышел новый роман Дмитрия Быкова «Истребитель». Это гимн первым советским лётчикам, наполненный тонкой авторской иронией. Это история о взлётах и падениях, об умопомрачительных и случайных карьерах и тихом провинциальном прозябании. А ещё – о готовности пожертвовать собой ради достижения поставленных родиной целей и о том, как неодинаково страна оценивает подвиги своих граждан.

Мы поговорили с Дмитрием Быковым и узнали, как он работал над этой книгой, каким представляет своего читателя и каких людей выбирает в качестве главных героев своих романов.

Как вы думаете, кому из читателей понравится ваш новый роман «Истребитель»? Женщинам или мужчинам, либералам или консерваторам, молодым людям или зрелым?

Знать бы ещё, чем отличаются либералы от консерваторов, да и где граница, отделяющая молодых от зрелых? Про себя я могу с уверенностью сказать только, что я мужчина. О читателе я, в общем, не очень много думаю. Наверное, это эгоистично, но пишу я главным образом ради разрешения личных проблем. Но опыт показывает, что именно при таком подходе твои сочинения могут помочь и ещё кому-то.

Вы держали перед мысленным взором образ своего читателя, когда писали книгу? Если да, то кого вы себе представляли?

Уцелевшего и выросшего подростка тридцатых годов, авиамоделиста, радиолюбителя.

В «Редакции Елены Шубиной» вышел сборник с вашим участием «Без очереди» о жизни в СССР. О чём вы вспоминали в своём тексте?

О нашем советском серебряном веке – наверное, уже бронзовом, с учётом некоторой деградации. Но со вкусом у тогдашнего советского писателя или режиссёра обстояло получше, ибо он уже не считал себя сверхчеловеком и часто стоял в очередях. Вообще его периодически забивали по шляпку. А так – всё то же самое: застой, расцвет культуры, с таким, знаете, гнилостным оттенком. Театры-студии, литературные объединения, кружки, секты, клубы вроде «Кардиограммы» Алексея Дидурова или питерского рок-клуба. Вот об этом. О ксероксах и машинописях, даваемых на ночь, об атмосфере тогдашнего журфака, о детской редакции радиовещания – обо всём, что я очень любил, короче.

Есть ли что-то такое, что было у вас в советское время и чего вам не хватает в современной жизни?

Всё перечисленное. Сектантская атмосфера мне не очень нравится (а в подполье она неизбежна), но в остальном – я жалею и о тех студиях, и о тех кружках, но главное – об атмосфере надежды, о чувстве, что скоро всё рухнет и начнётся нечто небывалое. Чувство, что всё скоро рухнет, сейчас вполне есть, а вот ожидания небывалого – увы. И конечно, детские клубы, кружки, то же радиовещание, которое делалось руками школьников, – тогдашнее поколение 15–16-летних очень активно работало, и все мы знали друг друга. Москва была маленькая, все встречались на олимпиадах, школьных и городских, на конкурсах чтецов и т.д. Педагоги-новаторы опять же. Но не уверен, что в нынешней атмосфере отстоя возможна атмосфера того застоя.

Тот факт, что действие ваших самых известных романов («Иск», «Июнь», «Остромов», «Оправдание») происходит в СССР, говорит о том, что эта эпоха многое для вас значит. Что именно представляет для вас такой интерес?

Главным образом маргиналы. То есть люди, принципиально не вписавшиеся в эпоху. Они все потеряли в семнадцатом, потом в тридцатых, но взамен ничего не приобрели – ни вертикальной мобильности, ни бонусов, предназначенных строителям нового мира. В каком-то смысле они вели самую чистую жизнь. Контрреволюционерами они, конечно, не были. Они даже понимали историческую обусловленность всего происходящего. Но про обречённость нового строя они тоже всё понимали, ибо революция и опыт тотального одиночества дали им новую высоту взгляда. Вот они мне очень нравятся, и в девяностые они тоже были. Мне не кажется, что наше время дало что-то принципиально новое по сравнению с советской эпохой: повторяется всё то же самое, но на следующем, более узком срезе пирамиды. Неинтересно как-то.

Недавно вы также поучаствовали в создании романа-буриме «Война и мир в отдельно взятой школе», поставив точку в повествовании, которое велось от лица 24 авторов. Считаете ли вы успешным этот опыт? Есть ли будущее у такого рода коллективных работ?

Конечно, есть. Какие-то стороны жизни лучше знают технари, какие-то – гуманитарии. Вообще, я очень верю в коллективные романы, потому что наверняка все будет диверсифицироваться, это главный вектор развития человечества. Если один писатель лучше пишет любовные сцены, а другой – производственные, почему бы нам не специализироваться? Кино ведь является продуктом коллективного труда, разве это мешает кому-то? Ничего, притираются...

Я люблю работать в соавторстве, много писал вместе с Максимом Чертановым, Ириной Лукьяновой (и нашим супружеским отношениям это ничуть не мешало), написал со своим семинаром роман «Финал». Сейчас с другим семинаром готовлю довольно сенсационное расследование, о котором пока ничего не расскажу...

Нет, хотим мы того или нет, но время кустарей-одиночек заканчивается – по крайней мере при написании блокбастеров. Лирика – это да, тут коллективу делать нечего. Как и в любви... хотя на этот счёт есть разные мнения. Но я традиционалист и вслед за Джоном Уиндемом повторяю: для этого дела необходимы и достаточны двое.